Он был здесь, кажется, всегда. Его беленькие козочки, ведомые огромным, чёрным, как тьма, большерогим вожаком мегрельской породы, каждый день поднимались по склону.
Только у него все животные имели голосистые ботала — люди, услышав чуть гортанный перезвон, улыбались и кивали: «Стадо Реваза идёт, значит, семь утра…»
Пастух всегда к трём часам пополудни поднимался на плато к Храму. В любую погоду. Пока козы кормились, Реваз садился на свой любимый камень — очень давно этот кусок древней стены сорвался сверху и навечно застрял в земле, уйдя в неё на треть — доставал из сумки сыр, краюху хлеба, аджику и немного копчёного мяса.
Неторопливо ел, спускался к роднику — напиться и наполнить флягу ледяной сладкой водой. Возвращался к камню, закуривал, клал половину принесённого на траву, тихо свистел и из-за кустов бесшумно появлялся громадный серый пёс — Акар с детства был приучен следовать за стадом поодаль, поднимая из зарослей тунга и цитруса одичавших собак и шакалов. Не трогал никогда, не его калибр эта мелочь, просто прогонял. А вот двух матёрых волков в прошлом году на дальнем пастбище пёс убил, быстро сломав им хребты. И был хозяином премирован — Реваз отвёл Акара к роскошной белой суке кузнеца, что жил на окраине долины, и теперь тот регулярно звонил ему:
— Реваз, ора, ну приведи ты своего чорта! Его жена заждалась, глаза проглядела, уже готовая вся! Мне за тех щенков столько заплатили, что я теперь понимаю городских, которые собак разводят, брат. Армянин из Хосты, который много денег дал за кобелька, рассказывал, что сын твоего Акара в год уже пять пудов весит и что все соседи теперь хотят таких собак. Ну приведи, тебе деньги не нужны, что ли, ора?
Деньги понадобились, когда внук собрался поступать в столице. Реваз усмехнулся, вспомнив, как сказал Акару:
— Ну что, друг, сходим к бабе твоей? И тебе хорошо и мне полезно — как раз выкормит она к августу, покупатели приедут, щенков твоих заберут, денег дадут, если кузнец не врёт, конечно.
И как пёс посмотрел на него умными глазами и чуть ли не ухмыльнулся. А потом завилял коротким хвостом — пошли, мол, надо так надо, я готов.
Тогда денег от продажи двух щенков хватило с лихвой и на обновки Ахре, и на билет, и с собой дать. А теперь Ахра на шестом курсе и скоро станет доктором, уважаемым человеком…
Старого пастуха случайно нашли охотники. Он лежал в лесу под каштаном и как будто спал — смуглый, сухой, седой, спокойный. Спал и чуть улыбался во сне…
Сколько Реваз там пролежал не знал никто, но тело было не тронуто ни тлением, ни зверем, хотя его добычу — дикую козу с пулей в голове и связанными ногами, раздувшуюся на октябрьской жаре, зверьё основательно подъело.
Люди не удивлялись — такие там места, всего не расскажешь, да и не поверит никто посторонний.
Старшие сыновья исполнили волю отца и похоронили его на поляне в том же лесу. Оттуда прекрасно виден Храм и подземные покои.
А вскоре со двора ушёл и Акар. Искали, звали — бесполезно.
Но местные говорят, что в дни мая, когда воздух особенно прозрачен, на дальних полянах, которые видны только сверху, от Храма, люди замечали высокого мужчину и большого пса рядом с ним — эти двое проходили через открытое пространство и исчезали среди деревьев.
Но видят их не каждый год. А когда видят — радуются: год будет удачным, урожайным и благодатным. Всё будет хорошо.